Неточные совпадения
Крестьяне сняли шапочки.
Низенько поклонилися,
Повыстроились в ряд
И мерину саврасому
Загородили путь.
Священник поднял голову,
Глядел,
глазами спрашивал:
Чего они хотят?
— А часто у вас секут? —
спросил он письмоводителя, не поднимая на него
глаз.
— Где жители? —
спрашивал Бородавкин, сверкая на попа
глазами.
— Зачем? —
спросил, указывая
глазами на реку, Угрюм-Бурчеев у сопровождавших его квартальных, когда прошел первый момент оцепенения.
— Что такое? —
спросил Грустилов, высовываясь из кареты и кося исподтишка
глазами на наряд предводительши.
— Ну, а ты что делал? —
спросила она, глядя ему в
глаза, что-то особенно подозрительно блестевшие. Но, чтобы не помешать ему всё рассказать, она скрыла свое внимание и с одобрительной улыбкой слушала его рассказ о том, как он провел вечер.
— Ты не то хотела
спросить? Ты хотела
спросить про ее имя? Правда? Это мучает Алексея. У ней нет имени. То есть она Каренина, — сказала Анна, сощурив
глаза так, что только видны были сошедшиеся ресницы. — Впрочем, — вдруг просветлев лицом, — об этом мы всё переговорим после. Пойдем, я тебе покажу ее. Elle est très gentille. [Она очень мила.] Она ползает уже.
«Как же я останусь один без нее?» с ужасом подумал он и взял мелок. — Постойте, — сказал он, садясь к столу. — Я давно хотел
спросить у вас одну вещь. Он глядел ей прямо в ласковые, хотя и испуганные
глаза.
Теперь или никогда надо было объясниться; это чувствовал и Сергей Иванович. Всё, во взгляде, в румянце, в опущенных
глазах Вареньки, показывало болезненное ожидание. Сергей Иванович видел это и жалел ее. Он чувствовал даже то, что ничего не сказать теперь значило оскорбить ее. Он быстро в уме своем повторял себе все доводы в пользу своего решения. Он повторял себе и слова, которыми он хотел выразить свое предложение; но вместо этих слов, по какому-то неожиданно пришедшему ему соображению, он вдруг
спросил...
— Que la personne qui est arrivée la dernière, celle qui demande, qu’elle sorte! Qu’elle sorte! [Пусть тот, кто пришел последним, тот, кто
спрашивает, пусть он выйдет. Пусть выйдет!] — проговорил Француз, не открывая
глаз.
— А ты разве её знал, папа? —
спросила Кити со страхом, замечая зажегшийся огонь насмешки в
глазах князя при упоминании о мадам Шталь.
— Я вас не
спрашивал об этом, — сказал он, вдруг решительно и с ненавистью глядя ей прямо в
глаза, — я так и предполагал, — Под влиянием гнева он, видимо, овладел опять вполне всеми своими способностями.
Кити была в особенности рада случаю побыть с
глазу на
глаз с мужем, потому что она заметила, как тень огорчения пробежала на его так живо всё отражающем лице в ту минуту, как он вошел на террасу и
спросил, о чем говорили, и ему не ответили.
— Возможно всё, если вы предоставите мне полную свободу действий, — не отвечая на вопрос, сказал адвокат. — Когда я могу рассчитывать получить от вас известия? —
спросил адвокат, подвигаясь к двери и блестя и
глазами и лаковыми сапожками.
— Ну что ж, едем? —
спросил он. — Я всё о тебе думал, и я очень рад, что ты приехал, — сказал он, с значительным видом глядя ему в
глаза.
Застав Долли уже вернувшеюся, Анна внимательно посмотрела ей в
глаза, как бы
спрашивая о том разговоре, который она имела с Вронским, но не
спросила словами.
Во все это тяжелое время Алексей Александрович замечал, что светские знакомые его, особенно женщины, принимали особенное участие в нем и его жене. Он замечал во всех этих знакомых с трудом скрываемую радость чего-то, ту самую радость, которую он видел в
глазах адвоката и теперь в
глазах лакея. Все как будто были в восторге, как будто выдавали кого-то замуж. Когда его встречали, то с едва скрываемою радостью
спрашивали об ее здоровье.
— Алексей Александрович, — сказала она, с отчаянною решительностью глядя ему в
глаза. — Я
спрашивала у вас про Анну, вы мне не ответили. Что она?
— Так для чего же ты оставался? —
спросила она, вдруг подняв на него
глаза. Выражение ее лица было холодное и неприязненное. — Ты сказал Стиве, что останешься, чтоб увезти Яшвина. А ты оставил же его.
Профессор с досадой и как будто умственною болью от перерыва оглянулся на странного вопрошателя, похожего более на бурлака, чем на философа, и перенес
глаза на Сергея Ивановича, как бы
спрашивая: что ж тут говорить? Но Сергей Иванович, который далеко не с тем усилием и односторонностью говорил, как профессор, и у которого в голове оставался простор для того, чтоб и отвечать профессору и вместе понимать ту простую и естественную точку зрения, с которой был сделан вопрос, улыбнулся и сказал...
Когда Левин опять подбежал к Кити, лицо ее уже было не строго,
глаза смотрели так же правдиво и ласково, но Левину показалось, что в ласковости ее был особенный, умышленно-спокойный тон. И ему стало грустно. Поговорив о своей старой гувернантке, о ее странностях, она
спросила его о его жизни.
Чичиков постарался объяснить, что его соболезнование совсем не такого рода, как капитанское, и что он не пустыми словами, а делом готов доказать его и, не откладывая дела далее, без всяких обиняков, тут же изъявил готовность принять на себя обязанность платить подати за всех крестьян, умерших такими несчастными случаями. Предложение, казалось, совершенно изумило Плюшкина. Он, вытаращив
глаза, долго смотрел на него и наконец
спросил...
В ту ж минуту приказываю заложить коляску: кучер Андрюшка
спрашивает меня, куда ехать, а я ничего не могу и говорить, гляжу просто ему в
глаза, как дура; я думаю, что он подумал, что я сумасшедшая.
Я не отвечал. Она поцеловала меня в
глаза и по-немецки
спросила...
Все находили, что эта привычка очень портит его, но я находил ее до того милою, что невольно привык делать то же самое, и чрез несколько дней после моего с ним знакомства бабушка
спросила: не болят ли у меня
глаза, что я ими хлопаю, как филин.
— Я сама, — говорила Наталья Савишна, — признаюсь, задремала на кресле, и чулок вывалился у меня из рук. Только слышу я сквозь сон — часу этак в первом, — что она как будто разговаривает; я открыла
глаза, смотрю: она, моя голубушка, сидит на постели, сложила вот этак ручки, а слезы в три ручья так и текут. «Так все кончено?» — только она и сказала и закрыла лицо руками. Я вскочила, стала
спрашивать: «Что с вами?»
Во время путешествия он заметно успокоился; но по мере приближения к дому лицо его все более и более принимало печальное выражение, и когда, выходя из коляски, он
спросил у выбежавшего, запыхавшегося Фоки: «Где Наталья Николаевна?» — голос его был нетверд и в
глазах были слезы.
Мы довольно долго стояли друг против друга и, не говоря ни слова, внимательно всматривались; потом, пододвинувшись поближе, кажется, хотели поцеловаться, но, посмотрев еще в
глаза друг другу, почему-то раздумали. Когда платья всех сестер его прошумели мимо нас, чтобы чем-нибудь начать разговор, я
спросил, не тесно ли им было в карете.
— Это все мне? — тихо
спросила девочка. Ее серьезные
глаза, повеселев, просияли доверием. Опасный волшебник, разумеется, не стал бы говорить так; она подошла ближе. — Может быть, он уже пришел… тот корабль?
— А что скрывается в моем «тур-люр-лю»? —
спросил подошедший флейтист, рослый детина с бараньими голубыми
глазами и белокурой бородой. — Ну-ка, скажи?
«Что ж это он, за кого меня принимает?» — с изумлением
спрашивал себя Раскольников, приподняв голову и во все
глаза смотря на Порфирия.
— Вам направо, Софья Семеновна? Кстати: как вы меня отыскали? —
спросил он, как будто желая сказать ей что-то совсем другое. Ему все хотелось смотреть в ее тихие, ясные
глаза, и как-то это все не так удавалось…
Тысячу бы рублей в ту минуту я дал, своих собственных, чтобы только на вас в свои
глаза посмотреть: как вы тогда сто шагов с мещанинишкой рядом шли, после того как он вам «убийцу» в
глаза сказал, и ничего у него, целых сто шагов,
спросить не посмели!..
Свидригайлов пристально смотрел в
глаза Раскольникову и вдруг, помолчав и понизив голос,
спросил...
— Я поздно… Одиннадцать часов есть? —
спросил он, все еще не подымая на нее
глаз.
Кабанова. Ты бы, кажется, могла и помолчать, коли тебя не
спрашивают. Не заступайся, матушка, не обижу, небось! Ведь он мне тоже сын; ты этого не забывай! Что ты выскочила в глазах-то поюлить! Чтобы видели, что ли, как ты мужа любишь? Так знаем, знаем, в глазах-то ты это всем доказываешь.
Вожеватов. Выдать-то выдала, да надо их
спросить, сладко ли им жить-то. Старшую увез какой-то горец, кавказский князек. Вот потеха-то была… Как увидал, затрясся, заплакал даже — так две недели и стоял подле нее, за кинжал держался да
глазами сверкал, чтоб не подходил никто. Женился и уехал, да, говорят, не довез до Кавказа-то, зарезал на дороге от ревности. Другая тоже за какого-то иностранца вышла, а он после оказался совсем не иностранец, а шулер.
— Куда приехали? —
спросил я, протирая
глаза.
Пугачев устремил на меня огненные свои
глаза. «Это что еще?» —
спросил он меня с недоумением.
— Я? —
спросила она и медленно подняла на него свой загадочный взгляд. — Знаете ли, что это очень лестно? — прибавила она с незначительною усмешкой, а
глаза глядели все так же странно.
Арина Власьевна не замечала Аркадия, не потчевала его; подперши кулачком свое круглое лицо, которому одутловатые, вишневого цвета губки и родинки на щеках и над бровями придавали выражение очень добродушное, она не сводила
глаз с сына и все вздыхала; ей смертельно хотелось узнать, на сколько времени он приехал, но
спросить она его боялась.
В одно утро Арина явилась к нему в кабинет и, по обыкновению низко поклонившись,
спросила его, не может ли он помочь ее дочке, которой искра из печки попала в
глаз.
На эти вопросы он не умел ответить и с досадой, чувствуя, что это неуменье умаляет его в
глазах девушки, думал: «Может быть, она для того и
спрашивает, чтобы принизить его до себя?»
Дьякон замолчал, оглядываясь кровавыми
глазами. Изо всех углов комнаты раздались вопросы, одинаково робкие, смущенные, только сосед Самгина
спросил громко и строго...
Варвара указала
глазами на крышу флигеля; там, над покрасневшей в лучах заката трубою, едва заметно курчавились какие-то серебряные струйки. Самгин сердился на себя за то, что не умеет отвлечь внимание в сторону от этой дурацкой трубы. И — не следовало
спрашивать о матери. Он вообще был недоволен собою, не узнавал себя и даже как бы не верил себе. Мог ли он несколько месяцев тому назад представить, что для него окажется возможным и приятным такое чувство к Варваре, которое он испытывает сейчас?
— Не допрашиваю и не
спрашиваю, а рассказываю: предполагается, — сказал Тагильский, прикрыв
глаза жирными подушечками век, на коже его лба шевелились легкие морщины. — Интересы клиентки вашей весьма разнообразны: у нее оказалось солидное количество редчайших древнепечатных книг и сектантских рукописей, — раздумчиво проговорил Тагильский.
— Испугалась? Чего же? —
спросила она.
Глаза ее стали светлыми, смотрели строго, пытливо.
Глаза ее щурились и мигали от колючего блеска снежных искр. Тихо, суховато покашливая, она говорила с жадностью долго молчавшей, как будто ее только что выпустили из одиночного заключения в тюрьме. Клим отвечал ей тоном человека, который уверен, что не услышит ничего оригинального, но слушал очень внимательно. Переходя с одной темы на другую, она
спросила...
И, ласково заглядывая бархатными
глазами в лицо, он
спрашивал...
— Удивитесь, если я в прокуратуру пойду? —
спросил он, глядя в лицо Самгина и облизывая губы кончиком языка;
глаза его неестественно ярко отражали свет лампы, а кончики закрученных усов приподнялись.